Ксения: Люди сейчас не всегда понимают, что, кому и почему они должны. Чаще слово «должен» вызывает у нас раздражение, чем желание что-то сделать. Что, по-вашему, значит «долг, долженствование»?
Татьяна: Наши родители очень любят заявить что-нибудь типа: «Ты должен это самому себе». И тогда ребенок впадает в прострацию. «Я должен себе отдать то, что я себе должен». Логика в этом рассуждении, в общем-то, отсутствует, и дети начинают путаться. «Я должен… и тот, кому я должен, должен хотеть, он, вроде как, хочет, чтобы я ему этот долг вернул, но если я должен сам себе, а я не очень хочу, чтобы я себе этот долг возвращал, то я тогда, может, не должен?»
И тогда рождается фраза «Все, что должен, я прощаю». Она о том, что когда нам пытаются навязать долженствование самому себе, а мы не чувствуем в этом потребности, нам очень неприятно, мы начинаем злиться и сопротивляться. Чаще всего такой долг является способом манипуляции.
Понятие «долг» подразумевает, что это — обязательство, которое человек взял на себя осознанно. Но часто бывает так, что наши родители, взрослые или преподаватель выдают этот долг «несанкционированно». Ты ничего не хотел, не просил, не брал, не занимал, но почему-то должен отдать. Например, «ты должен уделить этому внимание». Кому должен, зачем должен… и у кого и когда я умудрился это взять? Потому что долг — это то, что ты взял.
К.: Почему родители так часто говорят «ты должен», если эта фраза так раздражает?
Т.: Нашим родителям очень хочется, чтобы мы что-то сделали. Найти аргументы, которые поддержали бы это его желание, они не могут, и тогда они обращаются к такому виду морально-этического требования, как долг. И в последнее время мы, не очень задумываясь, сформировали плеяду молодых людей, у которых слово долг вызывает серьезную внутреннюю аллергию.
Они не хотят ничего быть должны, и само понятие долга у них искаженное и негативное. Хотя долг сам по себе не является чем-то таким отрицательным, и когда мы реально что-то должны, неплохо понимать, откуда взялось это долженствование.
Это можно рассмотреть на обычном примере: мама приходит с работы, и видит ребёнка в грязной рубашке. Она в повелительном наклонении говорит: «Снимай рубашку», отправляет её в стирку, гладит, вешает на плечики. И у нее есть ощущение, что в благодарность за её действия ребёнок будет чистым и аккуратным, бережно будет относиться к вещам, и т.д. и т.п. И мама еще не забудет попенять, что он теперь должен стараться быть аккуратным, потому что она ему все это сделала.
К.: Так действительно поступает большинство мам, что же здесь не так? Она чувствует себя хорошей и хочет благодарности за это.
Т.: Если мы посмотрим на эту ситуацию с позиции здравого смысла, то можно увидеть, кто, кому, за что и как должен. Мама в этой ситуации осуществила свою власть: она приказывает — ей подчиняются. Это первый бонус, который она получает.
Второй бонус — она чувствует себя хорошей матерью, потому что она заботится о своём ребенке, хотя, по большому счёту, её никто об этом не просил. Третий — она создаёт образ хорошей матери у окружающих: «Мой ребенок ходит в чистой рубашке, я — хорошая мать».
А что же ребёнок, получает ли он от этой ситуации какие-то дополнительные бонусы? Просил ли он о том, чтобы ему погладили рубашку? Нет. Хотел ли он оказаться в чистой рубашке в следующие пятнадцать минут своей жизни? Нет. Он вполне спокойно добегал бы день в той же рубашке и не сильно бы парился по этому поводу, а т. к. она уже грязная, он бы не боялся её запачкать. Испытывает ли он чувство благодарности к своей матери за то, что она это сделала? Тоже нет. Тогда получается, что мать облагодетельствовала саму себя за счёт ребёнка. И тут встаёт вопрос: кто в этой ситуации кому должен? Мать, которая удовлетворила свои потребности за счёт ребёнка, или ребёнок, которого решили опыта, свободы, возможности самому решать, да еще и сделали должным?
Проблема такого долженствования в том, что очень часто мы навешиваем на ребёнка ношу, которая ему не нужна, требования, которым он не собирался соответствовать, и еще требуем за это благодарность и отдачу — это тоже рождает протест.
К.: Как же этого избежать, если ты — родитель?
Т.: Когда мы что-то делаем и говорим, что делаем это для ребёнка, подруги или мужа, нужно спрашивать себя: «А правда ли я делаю это для другого человека? А что будет, если я этого не сделаю?»
«Если про моего ребёнка скажут, что он одет в грязную одежду, какой мамой я себя почувствую, хорошей или плохой?» — это не о том, как ребёнок себя почувствует. Если ребенку скажут, что он неряха, то он, возможно, задумается о том, в каком виде ему стоит ходить — и это будет его опыт, его выбор — и тогда он попросит, чтобы ему постирали рубашку. И в то же время ваши действия вызовут у него чувство благодарности. Потому что когда мы делаем что-то для себя, но говорим, что делаем для другого, это вызывает протест. Но в том случае, когда нас просят об этом, и мы делаем для кого-то то, о чем он нас попросил — это вызывает чувство благодарности.
Само понятие долженствования в современном мире породило такую присказку: «Все, что я должен, есть в гражданском кодексе, а все, чего не должен — в уголовном. Все остальное — на моё усмотрение». Долженствование становится навязчивой фразой.
А плюсом ко всему очень часто, не замечая этого, мы прячемся за долженствованием. Нас так долго кормили чужим долгом, что мы научились за него прятаться. Например, я должен работать: для жены, для детей, и поэтому я могу не испытывать радости от своей работы, не испытывать благодарности к работодателю, потому что вроде как они меня заставили.
Долженствование перестало приносить удовольствие. Если вы спросите у человека, доволен ли он тем, что он что-то кому-то должен, скорее всего, он посмотрит на вас как на большого идиота. Гордости от того, что я являюсь гражданином своей страны, потому что я должна государству, членом этой семьи, потому что что-то должна своим родителям и детям — этого мы не испытываем, поскольку нас накормили долгом с избытком.
С Татьяной Чумаковой беседовала Ксения Чулкова.
Перейти ко второй части беседы
Перейти к третьей части